Михаил Ремизов: Русские всегда брали то, что считали своим

На протяжении веков положение России в мире основывалось на двух столпах: статус великой военной державы и экспортно-сырьевой сектор (меха, зерно, нефть, газ), как правило, высокомаржинальный. По Иммануилу Валлерстайну у России статус полупериферии. Нельзя сказать, что наше место в миросистеме нам очень нравилось, но оно оставалось весьма устойчивым. Сейчас оба столпа зашатались и грозят рухнуть.

Сначала о статусе великой военной державы. Конечно, после Крыма и Сирии мы ждали большего, и от нас ждали большего с точки зрения эффективности военной операции. Быстро и эффектно уже не получилось. Значит, нужно долго и упорно.

Статус великой военной державы закрепился за Россией совсем не потому, что она всегда все делала с блеском. Практически во все крупные войны мы вступали неподготовленными или не так подготовленными. Нередко с более слабыми противниками приходилось очень непросто.

При Василии III, чтобы взять Смоленск, за два года пришлось организовать три осады. Большие жертвы среди наступающих, упорнейшее сопротивление местного русского населения. Пример Смоленска - хорошее напоминание о том, что не стоит слишком переживать из-за наступательного характера действий на западнорусском фронте и дефицита поддержки местного населения. Так было с самого начала. Мы брали то, что считали своим. Когда Иван III объявил себя великим князем всей Руси, его решение было ни на чем не основано с точки зрения тогдашнего политического порядка, но оно стало основанием нашей дальнейшей национальной судьбы. И налицо лишь одно из тех решений, которые создали Россию как таковую.

Вернемся к Смоленску. Три его осады - хорошее напоминание о том, что ошибки в подготовке кампаний и дефицит военной удачи могут быть компенсированы настойчивостью, способностью к концентрации сил и волей к победе. Безусловно, здесь возникает сложный вопрос о критериях победы. Сложность в том, что в данном случае даже сдержанная, минимальная концепция целей и мотивов войны, которая сейчас стала базовой, - а речь идет о концепции превентивной защиты, упреждения военной угрозы - предполагает максимальные критерии победы.

Нам нужны не сделка, не соглашение, а тотальное истощение противника, лишение его способности сопротивляться. И создание предохранительных механизмов от попыток реванша. То есть то, что на официальном языке называется демилитаризацией.

Надо сказать, что второе кодовое слово - денацификация - без пояснения звучит совершенно невнятно. Изначально, по всей вероятности, оно было эвфемизмом демонтажа киевского политического режима. Но, по-моему, уже давно всем понятно, что демонтаж режима без демонтажа государственности ничего в данном случае не решает. То есть денацификация в осмысленном варианте - демонтаж Украины как национального государства. Согласен с коллегами, которые говорят о том, что в геополитическом отношении Украина утратила бы свое прежнее качество в случае потери Новороссии - Донбасс плюс Причерноморье.

Если две цели - нейтрализация военного потенциала и геополитический демонтаж государства-противника - не будут достигнуты в ходе так называемой спецоперации, то впоследствии война будет продолжена, причем, скорее всего, не по нашей инициативе. Как мы часто напоминаем, война началась не сегодня, а в 2014 году, но ситуация значит, что есть угроза того, что она будет продолжаться и дальше с чередованием горячих и холодных фаз.

Крайне важно, что наши противники, как на Западе, так и в Киеве, пришли ровно к тому же выводу в отношении России - что смена режима без слома государства ничего не даст. Поэтому с обеих сторон речь о войне на уничтожение (не физическое, а политико-историческое). И здесь мы приходим к вопросу о необходимости мобилизации, который часто звучит в наших обсуждениях. В силу тотальности ведущейся войны мобилизация в широком смысле слова необходима и неизбежна. Но в силу того, что война на уничтожение против РФ ведется в долгую и в разных измерениях, мобилизация должна быть достаточно сбалансированной. Необходима выносливость, рассчитанная на длинную дистанцию.

Недавно в СМИ вбрасывалась тема всеобщей военной мобилизации, ее даже вынуждены были комментировать официальные лица. На мой взгляд, сегодня тема всеобщей мобилизации, для которой в действительности нет инфраструктуры и от которой может быть больше вреда, чем пользы, выступает как спойлер дискуссии о реальном комплексе мобилизационных мер. Военных и невоенных.

Например, о мобилизации системы управления. Нам необходимы механизмы пересмотра потерявших актуальность решений и планов, в том числе самого верхнего уровня. Нам необходима другая модель поддержки стратегических отраслей. Нынешняя система, в которой большая часть средств на их поддержку идет в финансовый сектор, а разрыв между медленными деньгами госпрограмм и экстренными задачами промышленности покрывается дорогими кредитами, явно не соответствует ситуации.

В качестве примера альтернативной модели для одной из отраслей могу привести американскую программу государственного резерва гражданской авиации. Она была принята после Второй мировой войны: авиакомпаниям платили за эксплуатацию воздушных судов, которые могли быть мобилизованы в особый период. Программа позволила наиболее экономично закрыть потребности всех сторон - министерства обороны, промышленности, авиакомпаний. У нас такую модель тоже обсуждали. Разумеется, она дорогая, но она дешевле, чем субсидирование кредитных и лизинговых ставок при нашем уровне ключевой ставки.

Что касается военной мобилизации, назрел ее переход из скрытого в открытое состояние. В противном случае невозможно масштабировать и системно организовать добровольческое движение; привлечь силы бизнеса и гражданского общества к разным тыловым задачам в прифронтовой зоне; вернуться к вопросу об использовании призывных частей в зоне конфликта. Конечно, мобилизация потребует сложного политического разговора с обществом и признания серьезности ситуации. Но уход от разговора будет стоить дороже.

Есть очень точная фраза Макиавелли: «Если судьба поставлена на карту, не следует пускать в дело только часть своих сил». Кстати, он отмечает, что указанную им ошибку совершают многие правители. Всегда находятся какие-то причины.

Теперь относительно второго столпа. Экономика вывоза, экспортно-сырьевой контур. Пусть не быстро, но в среднесрочной перспективе Европа радикально снизит зависимость от российских поставок. Поставки в Азию вряд ли смогут возместить выпадающие доходы. Можно увидеть здесь чисто количественное изменение - мы остаемся в той же роли, только с другими каналами подключения к миросистеме и с меньшей долей пирога. Именно к такому прочтению ситуации будет тяготеть система, и мы видели его на примере ее реакции на западную зеленую повестку: придется жить, как прежде, но чуть хуже из-за новой углеродной дани.

Однако помимо количественных есть и качественные трансформации: невозможность сбережения доходов в мировых резервных валютах. Как следствие - нет смысла наращивать профицит торгового баланса, если мы не можем превратить его в инвестиции.

А с инвестициями большая беда. Обычно промышленники жалуются на дорогой кредит, а финансисты - на отсутствие экономически обоснованных проектов для инвестирования в реальном секторе. Но есть третья, более острая проблема. Даже при наличии денег сложные промышленные инвестпроекты реализовывать некем и не на чем из-за дефицита технологического оборудования и качественных подрядчиков в сфере промышленного строительства и инжиниринга. А отрасли должны стать безусловным приоритетом, потому что от них зависит все остальное.

Вообще в том, что касается приоритетов, для страны явно назрел инвестиционный маневр в сторону обрабатывающей промышленности - с соответствующей перенастройкой финансовых инструментов.

На первом плане в нашей инвестиционной повестке стоят мегапроекты в сфере нефтегазового комплекса (в районе Обской губы, на Таймыре и другие) и развития инфраструктуры. Актуальны ли они в новых условиях? Я сильно сомневаюсь. В нефтегазовом комплексе наращивание поставок больше не может рассматриваться как самоцель. В условиях, когда монетарные сбережения невозможны, есть смысл рассматривать сами запасы, по крайней мере извлекаемые, как стратегические резервы. Что касается инфраструктурных мегапроектов, то они выглядели неплохим решением в условиях отсутствия полноценной промышленной политики. Как хоть какой-то способ вложить резервы в реальный сектор. Но дело в том, что отсутствия полноценной промышленной политики мы больше позволить себе не можем. Оно будет означать геополитический крах в течение довольно короткого времени.

По большому счету я не вижу другого стратегического сценария выживания страны кроме построения экономики полного цикла - собственной автономной, пусть и небольшой, мирсистемы. Если мы научимся обеспечивать себя всем критически необходимым, вряд ли мы сможем сразу начать жить богато, но по крайней мере сможем просто жить. И здесь главное.

Потом можно будет думать об экспортном потенциале обрабатывающих отраслей в незападном мире. Говорю «потом» - потому что сейчас наш потенциал, даже там, где он был сформирован, в том числе в ВПК, сжимается, как шагреневая кожа. То есть на ближайшую перспективу у нас нет варианта иного развития, чем через внутренний спрос.

Но внутренний спрос должен быть поддержан. Перед лицом неизбежного (уже в недалекой в перспективе) снижения экспортных доходов единственный способ удержать социальную планку, что касается не только уровня потребления, но и самого качества общества, - кардинальное снижение нормы неравенства. И, конечно, не за счет многострадального среднего класса (у нас почему-то все меры по социальному выравниванию в итоге сводятся к его пощипыванию, как получилось при повышении НДФЛ с 13 до 15%), а за счет денежных потоков настоящей большой знати.

Но наступать на ее интересы в условиях столь высокого уровня рисков и вызовов очень неприятно и откровенно опасно. И здесь снова приходится произнести слово «мобилизация». Только уже не военная и не управленческая, а политическая. Ее инструмент хорошо известен, хотя и изрядно дискредитирован, - партия.

Для долговременной устойчивости России необходима критическая масса - и не только критическая, но организованная - масса людей, готовых настаивать на суверенитете страны независимо от фамилии ее президента. Правящая партия - наиболее логичная форма организации коллективного субъекта. Хотя понятно, что нынешняя партия номер один строилась под другие задачи и ее превращение из объекта в субъект противоречит сложившейся модели.

Мобилизация во всех ее измерениях - трудная и болезненная работа, направленная против собственных привычек и склонностей. Но без нее мы не сможем справиться с тем кризисом собственных оснований, с которым столкнулись.

Как говорил Освальд Шпенглер, «в истории мы не вольны совершить то или другое, а только необходимое или ничто».