Бывший глава МИД Сербии: Слободан Милошевич поднял сербов с колен, как Владимир Путин - русских

Интервью бывшего министра иностранных дел Сербии (1991-1993 годы) и Югославии (1992-1995), постоянного представителя Югославии при ООН (1995-2000) Владислава Йовановича.

- Господин Йованович, есть мнение, что нынешняя внешняя политика Сербии - в какой-то степени продолжение югославской времён Тито. То есть Движения неприсоединения, в котором Социалистическая Федеративная Республика Югославия играла ведущую роль. Что вы думаете о нынешней сербской международной политике буриданова осла - балансирования между Западом и Россией?

- Думаю, так быть не должно. Сербия не может забывать, кому она обязана независимостью в конце XIX века. О помощи России в сербских восстаниях против турков в начале того же столетия. О том, почему Россия вступила в Первую мировую войну. О том, какую роль сыграл СССР в освобождении Югославии во время Второй мировой. О многолетних братских взаимоотношениях русских и сербов. Всё, что я перечисляю, связано с борьбой сербов за независимость, в какой-то степени - сущность политического бытия сербов. 

Русские нам помогали всегда. И здесь было отличие сербов от других балканских народов, а Сербии - от стран Восточной Европы, которые как только обретали независимость от Османской империи, от Австро-Венгрии, сразу же искали возможность попасть под чей-то зонтик.

Сейчас в очень сложных условиях мы остаёмся единственным бастионом независимости от Запада в Центральной Европе, что, естественно, не нравится США и ЕС. А сохранение нашего суверенитета возможно только при поддержке России. 

Вместе с тем создаётся впечатление, что нынешняя внешняя политика Сербии как раз направлена на потерю независимости. Конечно, хорошие отношения с европейскими странами желательны, но не ценой потери свободы. Даже во время Крымской войны середины XIX века Княжество Сербия, будучи де-юре частью Османской империи, выдержало давление Турции, Англии и Франции и ни в коей мере не присоединилось к антирусской коалиции, сохранило военный нейтралитет. 

Сербские добровольцы участвовали в Первой обороне Севастополя, сербы играли важную роль в восстании славянских народов на Балканах 1853-1856 годов. 

Неужели в 2024-м сложнее не уступать давлению Запада, чем тогда? Ведь Россия, несомненно, окажет нам всяческую поддержку, особенно когда у неё развяжутся руки от русско-украинской войны.

- Тем не менее президент Александр Вучич неоднократно заявлял, что у Сербии нет альтернативы европейскому пути. И повторяет то же самое как мантру, хотя политика выкручивания рук Западом в отношении республики становится грубее и наглее. Условия европейского пути чётко сформулированы: санкции против России, признание Косово. Членство в ЕС невозможно без вступления в НАТО. Но подавляющее большинство сербского народа против. Стоит ли тогда настаивать на европейском пути? 

- То, что сейчас происходит, - результат серии грубейших политических ошибок, совершённых сербскими властями после цветной революции 5 октября 2000 года. Так называемые демократические власти сразу стали заявлять, что их цель - евроатлантическая интеграция. И постепенно подписывать соответствующие документы.

- Вы имеете в виду IPAP (План индивидуального партнёрства с НАТО), по которому войска Североатлантического альянса могут свободно перемещаться по территории Сербии с дипломатическим иммунитетом, и Брюссельский договор, по которому Белград практически утратил возможность влиять на ситуацию в Косово без согласия ЕС?

- Да, прежде всего речь идёт о них. И ошибки, которые были сделаны в нулевых годах, очень тяжело исправлять. Особенно если у кого-то нет сильного желания. Как можно принимать западные условия? Мы можем быть открыты для диалога с любой страной, правда, не когда на нас давят. Но ведь и президент Вучич говорит, что введение санкций против России и признание Косово для Сербии неприемлемы. От своей позиции он вроде бы не отказывается, хотя есть много спекуляций вокруг. Главное, что спекуляции не подтверждаются плохими делами. 

Любые попытки диалога и поиска компромисса с Западом или Приштиной я как дипломат могу только приветствовать. Но поиск диалога не может означать попрания жизненно важных интересов Сербии. Разговаривать можно о чём угодно, главное - не принять неприемлемых условий.

Сербия ведь по-прежнему является влиятельным государством на Балканах, если не самым влиятельным. Во многом благодаря хорошим связям со странами третьего мира, которые у нас остались с югославских времён. В СФРЮ проделали огромную работу в рамках Движения неприсоединения. Именно поэтому среди стран третьего мира низкий процент поддержавших независимость Косово. Поэтому западные резолюции в Генеральной Ассамблее ООН по Косово остаются в меньшинстве, поэтому приштинский режим не принимают во многие международные организации. Ситуацию надо использовать для укрепления наших позиций.

- А вместо того чтобы действовать в национальных интересах, в сентябре 2020 года был подписан Вашингтонский договор с Приштиной, по которому Сербия обязывалась не мешать признанию Косово.

- Вот именно. А надо действовать совершенно в другом направлении. Ведь США так или иначе отказались от идеи признания независимости Южного Вьетнама и Тайваня. После Первой мировой войны Запад отступил от признания независимости Курдистана. Вот чего надо добиваться - чтобы Соединённые Штаты отказались от идеи независимости Косово, вернулись к вопросу политической автономии края в составе Сербии. А не помогать им в обратном. В конце концов международное право на нашей стороне, другое дело, что Запад его больше не уважает.

- Целью Запада остаётся ослабление сербского влияния на Балканах, что было важным фактором развала СФРЮ?

- Несомненно, если не важнейшим. Не в последнюю очередь потому, что у сербов крепкие исторические связи с Россией. То есть таким образом уменьшалось влияние на Балканах России. Сейчас, кстати, и китайское влияние в регионе урезается аналогичным образом.

- Важнейшей причиной отторжения прозападной политики Сербии большинством населения является агрессия НАТО 1999 года. Тогда вы были постоянным представителем Югославии при ООН. Помните, как провели чёрный день 24 марта, когда начались бомбардировки?

- Отлично помню. Когда началась агрессия, меня пригласили на CNN. Там были кроме меня пять американских конгрессменов, включая действующего президента США Джозефа Байдена. Он тогда возглавлял судебный комитет Сената. У всех конгрессменов, разумеется, было мнение в поддержку бомбардировок. Ну а я представлял югославскую сторону. Так вот, после эфира Байден звонил Ларри Кингу, модератору передачи, и ругал его за то, что он меня пригласил. Кричал: «Зачем ты позвал лжеца? Позор CNN!»

Ранее мы говорили с глазу на глаз всего однажды - в 1994 году, когда я был министром иностранных дел Югославии и встречался с ним в Вашингтоне. Я изложил Байдену как председателю сенатского комитета своё видение ситуации в Боснии и позицию нашей страны. Он был очень недоволен и заявил в ответ, что «Сербия - агрессор и Милошевич - агрессор». И запомнил нашу встречу. И даже в компании пяти американских политиков альтернативное мнение Байден считал недопустимым. Звонил с теми же претензиями Ларри Кингу, кстати, не только он, но и другие сенаторы. А я звонил Слободану Милошевичу, чтобы обсудить текст моего выступления на чрезвычайном заседании Совбеза ООН, созванном по инициативе России.

- Вам довелось работать с двумя яркими представителями российской дипломатии - Виталием Чуркиным, когда тот был спецпредставителем президента России на Балканах, и Сергеем Лавровым во времена, когда он занимал пост спецпредставителя России при ООН. Как вы можете их охарактеризовать?

- Виталий Чуркин работал на Балканах в тяжёлый период, во время войны в Боснии. И ему было непросто, потому что он был заместителем Андрея Козырева, проводившего проамериканскую политику - в условиях, когда ельцинская Россия поддерживала режим санкций против Югославии. 

В 1992 году Егор Гайдар во время визита в Югославию прямо ответил мне на вопрос о санкциях со стороны исторического союзника: «В новой России, которая выбрала демократический путь, вопросы прежних поколений не так важны. Для новых поколений они вообще потеряют значения». А Козырев недвусмысленно говорил Милошевичу, что в разговоре с ним представляет западные интересы, убеждал его принять те или иные требования США в обмен на ослабление санкций. 

Сейчас Козырев живёт в США и полностью американизировался. 

Что касается Чуркина, то он был настоящим патриотом и России, и Сербии. И неоднократно в личных разговорах выражал нам поддержку - куда большую, чем мог себе позволить официально, будучи представителем Бориса Ельцина на Балканах.

В принципе, то же самое можно сказать о Лаврове во второй половине 1990 годов. Он одним из первых выразил нам поддержку, когда стартовали бомбардировки Югославии. И за несколько дней до начала агрессии НАТО предупредил меня в Нью-Йорке, что Россия не окажет нам военную помощь. Было видно, что ему неприятно, личная симпатия к нам практически не скрывалась. 

Тогда всё же было полегче, потому что Россия бомбардировки официально осудила, хотя и не помогла оружием. Но в основном Сергей Лавров в 1990 годы тоже был ограничен ельцинской политикой по отношению к Югославии и Милошевичу.

И Чуркин, и Лавров смогли в полной мере проявить себя уже после прихода к власти Владимира Путина и постепенной смены внешнеполитического курса. Не случайно Чуркина помнят в Сербии прежде всего как представителя России при Совбезе, который наложил вето на резолюцию о признании сербов геноцидным народом в 2015 году. 

А о Лаврове я могу сказать просто: очень умный и эрудированный человек, приятный собеседник. С отличным чувством юмора. Я часто получал от него информацию о работе Совета безопасности ООН, когда Югославия была ограничена в правах в Объединённых Нациях.

- Продолжая тему Боснии. С момента окончания войны прошло 28 лет, но ситуация остаётся напряжённой. Каждая из сторон считает, что при подписании Дейтонских соглашений пошла на слишком большой компромисс. И говорит о возможности пересмотра соответствующих положений. Что вы думаете о соглашениях?

- Дейтонские соглашения - международный договор, который должен выполняться. Призывать к его пересмотру в одностороннем порядке безответственно, международное право не предусматривает самой возможности. Но и американцы, и бошняки изначально воспринимали Дейтон как определённую переходную фазу. Чтобы в конечном итоге добиться централизации, лишить Республику Сербскую её прав. Начало процессу было положено почти сразу, во второй половине 1990 годов, когда у сербского энтитета стали забирать его законные права - одно за другим.

- Собственную армию, валюту…

- В том числе. И с десяток административных прав, что поставило под угрозу саму сущность республики. Всё изменилось с приходом к власти Милорада Додика. И он уже стал угрожать референдумом о независимости - если давление не прекратится. Так было с отказом признавать геноцид бошняков в Сребренице, назначением Кристиана Шмидта высоким представителем ООН в Боснии и Герцеговине, пересмотром административных границ и т.д. 

Сопротивления Запад явно не ожидал, поскольку там рассчитывали, что Босния постепенно склонится в его сторону.

В любом случае пересмотр Дейтонского договора опасен, поскольку так или иначе он закончил самую кровопролитную войну в Европе в новейшей истории. Американцам и особенно западноевропейцам забывать про взрывоопасность региона в угоду своим амбициям нельзя, что, в том числе, касается усиления сил Eurofor. Не думаю, что в Боснии возможна полномасштабная война, люди там совсем не хотят повторения первой половины 1990 годов. Но если крупным державам захочется - остановить их будет трудно.

- Что можете сказать о лидерах боснийских сербов времён войны - Радоване Караджиче и Ратко Младиче?

- Они были людьми, боровшимися за свободу и независимость боснийских сербов. То есть старались не позволить другим нациям управлять сербами в Боснии. Они требовали того, что было заложено в Конституции СФРЮ - права наций на самоопределение. 

Меморандум 18 марта 1992 года (усовершенствованный план Каррингтона - Кутилейру) предусматривал разделение независимой Боснии по национальному принципу с автономиями сербской, боснийской и хорватской части. План подписали и Караджич, и Изетбегович от бошняков, и Бобан от хорватов. И Милошевич поддержал меморандум. 

Но потом Алия Изетбегович отозвал подпись под документом - после встречи с американским послом в Белграде Уорреном Циммерманом. 

Запад желал, чтобы сербы оставались в составе Боснии и Герцеговины, не имея особых прав. А сербы - не хотели реализации западного сценария. Поэтому войну в Боснии начали не сербы, а американцы. А Караджич и Младич были настоящими патриотами сербского народа. Милошевич, кстати, как-то даже меня упрекал в излишних симпатиях к Караджичу.

- Что думаете о Слободане Милошевиче?

- Думаю, Милошевич был первым суверенным политиком в Сербии за долгое время. И он исправлял ту несправедливость, которая допускалась по отношению к сербам во времена Тито. То есть концепцию «Слабая Сербия - сильная Югославия». Когда другие народы СФРЮ жили за счёт сербов, как СССР - за счёт русских. Фактически сложилась их коалиция против Сербии. И она давала Тито возможность проводить внешнюю политику без влияния Сербии, её исторических интересов. 

Слободан Милошевич поднял сербов с колен, как Владимир Путин - русских. И Запад, разумеется, не простил Милошевичу его политики. А он был духовно близок русским и России. Единственный среди лидеров Югославии Милошевич критиковал перестройку в СССР и говорил, что она приведёт Россию к катастрофе.

- А с Тито довелось общаться?

- Дважды был его переводчиком во время его визитов в Брюссель и Лондон - в 1964-м и 1979 годах. В обоих случаях его личный переводчик болел, и я его заменял, будучи работником посольств Югославии в Бельгии и Великобритании. В Бельгии он встречался с королём Бодуэном. Тогда я узнал, что Тито не пьёт кофе. А в Лондоне организовывал его размещение в отеле, когда он возвращался из Гаваны, после встречи с Фиделем Кастро и участия в саммите стран Движения неприсоединения.