«Время Путина»: Прогноз перспектив СВО и переговорного процесса

Россию устраивает статус-кво специальной военной операции по демонтажу Украины; Кремль использует СВО как инструмент внутренней мобилизации и переформатирования тотального контроля за общественно-политическими процессами и межэлитной синергии. СВО - специфичный формат особого режима, обеспечивающего внеконституционное сохранение легитимизации власти в условиях системного кризиса постсоветской формации.

У российского политического режима нет серьёзных побудительных причин идти на мирные переговоры, которые не фиксируют завышенные ожидания Кремля.

Но режим понимает: а. большая часть политической элиты, прежде всего региональная, испытывает усталость от внешней турбулентности и не ощущает для себя гарантий; б. заинтересантами СВО являются кланы, близкие к Владимиру Путину и силовой корпорации, получающие бенефиты от государственных ресурсов и испытывающие проблемы с конкуренцией; в. фактор санкций и системных ограничений формирует негативную психосоматику и отсутствие ощущения гарантий в будущем. Элиты начинают ощущать собственную конечность, и она только усиливается, несмотря на попытки обозначить векторы будущего; г. большие доходы от торговли сырьевыми ресурсами и бюджетными вливаниями не означают наличие факторов развития на перспективу.

Россия нарастила объём в 8% ВВП на обеспечение СВО - вот она, рента сохранения правящего режима - избыточная по своему объёму и замедляющая развитие страны.

Силовая корпорация, с 2020 года ограничивающая конституционное пространство и изменившая конфигурацию симбиоза с либералами, до сих пор так и не сумела обозначить новую модель развития, сохраняя чрезвычайный режим существования.

Россия, как считает «The Economist», способна ежемесячно находить 25 тысяч или около того солдат, чтобы поддерживать численность группировки на уровне 470 тыс. человек. Цифра недостаточна для серьёзного перелома на фронта. Последние заявления Дмитрия Медведева и тренд резкого увеличения льгот для контрактников могут означать системные проблемы с призывом, необходимость использовать насильственные мобилизационные механизмы. Ходят слухи, что Минобороны планирует осеннюю ротацию мобилизованных. Она, понятно, невозможна без принудительной мобилизации, но её Кремль опасается из-за негативного влияния на общественные настроения.

У российского ВПК - серьёзные проблемы с производством танков и БМП. 

С помощью Северной Кореи у России появилось достаточно снарядов, но оборотной стороной медали оказался износ стволов. На некоторых участках с интенсивным противостоянием стволы гаубиц нуждаются в замене уже через несколько месяцев.

Если ничего не изменится, то до конца 2024 года русским войскам, возможно, придётся изменить тактику на более оборонительную. Необходимость перемен может стать очевидной до конца лета. Ожидается, что интерес Путина к соглашению о временном прекращении огня возрастёт. Западные источники утверждают, что Вооружённые силы РФ потеряли 3225 танков. В то же время Россия наращивает выпуск ракет и беспилотников. БПЛА господствуют на фронте, сдерживая мобильность с обеих сторон.

Две стороны конфликта испытывают исчерпывающие потери личного состава. Ситуация становится явно нетерпимой и не может сглаживаться обещаниями превратить участников СВО в новую элиту. По данным «The Economist», основанным на утечке документов из американского Минобороны, на каждого убитого в бою российского военнослужащего приходится примерно три-четыре раненых. К середине июня из строя выбыли от 462 до 728 тыс. русских солдат - больше, чем предполагаемая российская группировка, зашедшая на Украину в феврале 2022 года. (По оценкам французских и британских чиновников, к маю около 500 тысяч были тяжело ранены или убиты.)

В процентном отношении к численности мужского населения России наиболее тяжёлыми оказались потери среди людей в возрасте от 45 до 49 лет. Примерно 2% всех российских мужчин в возрасте от 20 до 50 лет были убиты или тяжело ранены на Украине с начала полномасштабного конфликта. А потери России на Украине с 2022 года превышают число жертв всех её войн со времен Второй мировой войны вместе взятых.

Российский политический режим считает: а. он обладает внутренним мобилизационным ресурсом для продолжения СВО в перспективе ближайших трёх лет, что будет сочетаться с усилением административного контроля и дополнительной нагрузкой на бизнес и в целом на бюджет; б. Украина в перспективе года исчерпает собственный ресурс, новая администрация Дональда Трампа сосредоточится на внутренних вопросах и урегулировании отношений с Китаем, Европа испытывает внутренний дефицит ресурсов для регулирования своей повестки; в. Россия должна требовать собственной неприкосновенность и возврата статуса-кво; г. требовать новой конфигурации сил (причём Кремль готов торговать статусом лидера для Глобального Юга в противостоянии с Китаем). Цель российского политического режима - зафиксировать право на свой феод как права наследования, так и управления сопредельными территориями.

Кремль готов пойти на мирные переговоры с территорией для маневра. Кремль не устраивает наличие гарантов мирного процесса. Россия не хочет иметь статус субъекта переговоров с Украиной. Она хочет вести глобальный диалог, в котором Украина - часть договорённостей. Но кремлёвский формат абсолютно не устраивает Запад, который считает, что переговорный процесс должен выстраиваться по линии Москва-Киев. Следовательно, стороны даже формально не готовы вступить в переговоры. Недофюрер Зеленский продолжает настаивать на формате саммита мира, а Путин отрицает возможность договариваться с Зеленским. Фактор разногласий затянет переговоры.

Безусловным требованием Путина к переговорам станет: а. отказ от санкций; б. признание неприкосновенности российского режима и его легитимности; в. сохранение сырьевой ренты (через азербайджано-турецкий газовый хаб и индийские поставки); г. транзитные услуги России. Нет сомнений, что Путину нужны безблоковый статус Украины с наличием российских военных баз вдоль границ с Западом и пророссийских партий в политической системе Украины; признание Крыма и Донбасса за Россией; сохранение условий водоснабжения Крыма; свободный порт Одесса и доступ к Приднестровью и Гагаузии. Россию устроит фиксация затрат на восстановление Херсона и Запорожья как платы за ущерб Украине. Россия потребует отмены решений Международного Уголовного суда; отказа от обвинений в военных преступлениях.

Важнейшим элементом становится проект газопровода Баку-Европа, заполняемого российским газом. И снятие всех санкций с объектов, которые связаны с СПГ.

Желания Кремля в целом пока не устраивают Европу, но вполне устраивают республиканский актив США. Конфликт по линии Вашингтон-Брюссель тоже является фактором, отодвигающим мирный процесс. Наивно предполагать, что Европа откажется от своей позиции и пойдёт на переговоры с Кремлем. Фактор ресурсной обеспеченности Европы слишком значим, чтобы Евросоюз изменил политический вектор. Кремль излишне недооценивает Европу, что, вполне вероятно, приведёт его к ошибкам.

Другой слабой стороной позиции Москвы является её разновекторный подход. С одной стороны, Кремль заявляет, что украинский конфликт - внутреннее дело Москвы и Киева, но идти на контакт с недофюрером Зеленским и его командой Путин не хочет. С другой стороны, Путин увязывает украинский конфликт с результатами переговоров по коллективной безопасности с Западом, жёстко противопоставляя Россию со слаборазвитыми экономикой и ресурсами с конгломератом крупнейших экономик.

Россия продолжает использовать фактор применения ядерного оружия как вероятный сценарий. И он явно нервирует мировое сообщество. Военные аналитики не исключают, что Россия может применить своё тактическое ядерное оружие на театре военных действий. Действующая американская администрация несколько лет назад дала понять, что применит удар возмездия по Черноморскому флоту и группировке на украинском ТВД. Но готова ли пойти на удар будущая администрация Трампа? Или европейские члены НАТО? До сих пор однозначного ответа нет. И пока он не появится, Путин обладает манёвром применить ядерное оружие. Что полностью изменит ситуацию и приведёт к глобальному международному кризису с непрогнозируемыми результатами.

Рассматривая возможность мирного договора между воюющими сторонами как недостижимую (в ближайшие годы), нельзя исключать вероятность перемирия. Но оно станет неформальным и будет сопровождаться регулярными локальными боестолкновениями. Вероятность, что в зону конфликта введут миротворческие силы, крайне низка. Ни Москва, ни Киев не заинтересованы в наличии формального закрепления статуса перемирия. Он должен заставить украинские власти отменить военное положение и обеспечить выборы, которые почти наверняка приведут к отставке недофюрера Зеленского, что явно не устраивает Киев. Более того, Украина пойдёт на перемирие только при наличии стран-гарантов. Но их Кремль однозначно не признает.

Неформальное перемирие на фронте даст больше преимуществ России, которая попробует использовать его для военно-технического перевооружения, создаст новые экспортные транзиты и обеспечит реализацию военной реформы. Не исключено, что Владимир Путин использует перемирие для кадровой реформации и закрепления в элитах нового дворянства в лице участников СВО. Более стремительно будет формироваться корпоративизм как конструкция нового режима, призванного распрощаться с постсоветской переходной фазой. Но конфликтность внутри конструкции режима, безусловно, пойдёт в рост, чему значительно помогал и помогает фактор СВО.

Развитие новой политической конструкции должен обеспечивать динамизм; но охранительство, нацеленность на стабильность и частный эгоизм, формируемый клановостью и корпоративистскими интересами, тормозят динамику, что вызовет конфликт и серьёзную клановую борьбу. Следовательно, режиму придётся прибегать к военно-административной мобилизации или репрессиям, направленным на коррекцию конфликтов. Не менее значимым вызовом станет механизм перераспределения ренты.

Фактор республиканца Трампа скорее хаотизирует мирный процесс, чего должны опасаться и Киев, и Москва. Для каждой из сторон план Трампа может стать ресурсной нагрузкой. И не факт, что геополитический аспект решения проблемы выиграет на фоне провала в чёрную дыру неопределённости. Речь идёт о технологическом торможении и периферийности, в которых заинтересована бизнес-команда Дональда Трампа.